Хогвартс — волшебная сказка, в которой она и не ожидала оказаться, громадина, которая кажется живой. Если остановиться в коридоре и прислушаться, можно, кажется, услышать, как дышит замок, едва заметно двигая каменной кладкой, как будто грудная клетка движется: вдох-выдох. Она любит это место — уже любит, несмотря на то, что провела тут всего ничего. Она любит все тут — и замок, и окрестности, и даже тех людей, что тут есть. Она не привыкла к тому, что вокруг их столько — живя дома, она почти не покидала свой дом на холме, пусть и знала, что поблизости живут и маги, и магглы. И даже на Диагон-Аллею они с отцом пошли вечером, когда там уже почти никого не было. Но тут толпы подростков, и первокурсников, как она, что бегают по коридорам, и более задиристых старшекурсников, которые, когда поблизости нет преподавателей, иногда даже хватаются за палочки, ссорясь. И Луна просто теряется в этой толпе, не может вырваться из этих потоков, лишь пытаясь держаться поближе к своим однокурсникам, ребятам с одного с ней факультета, чтобы не потеряться окончательно и добраться до нужного кабинета вовремя. Без них она бы совершенно не справлялась. Раскрашенная в разные цвета сумка на плече, ленточки в растрепанных косичках — она бегает из класса в класс между уроками, надеясь, что не сделает ничего, за что преподаватели будут сердиться, и что не опоздает, чтобы не пропустить ничего, что могло бы быть важно. А важно сейчас все — все, что говорят преподаватели, и строгая профессор Макгонагалл, и придирчивый профессор Снейп, и милый профессор Флитвик, который в первый же ее вечер тут угостил ее имбирным печеньем, и профессор Спраут, так влюбленная в свои растения, и даже профессор Локхарт, который, кажется, не может говорить ни о чем, кроме себя. Она любит Хогвартс, и уроки, и Темное Озеро, на котором никогда не видно волн, даже в ветреные дни, и особо — лес, возле которого пасутся странные лошади, которых будто бы видит только она. Рубеус Хагрид, местный лесник, позавчера сказал ей, поймав ее там, что их называют фестралами, и что странно, что она их видит, и еще более странно, что она приходит на них посмотреть, хотя большинству они кажутся отвратительными. Он не спросил, чью смерть она видела, хоть и сказал ей, почему фестралы становятся видимыми — она была ему за это благодарна. И, в ответ, тоже не стала об этом его спрашивать. Зачем? Если он захочет об этом рассказать, расскажет. Если нет — она не будет лезть в душу этому огромному человеку с грустными глазами.
Но сейчас в коридорах почти пусто. Сейчас занятия закончились, и почти все сидят в гостиных или в библиотеке, делая домашнее задание. Она уже сделала все, что ей задали, и ей не хочется сидеть среди остальных, пусть они ей и нравятся. Она хочет узнать как можно больше о Хогвартсе, об этой волшебной сказке, об этой дышащей громадине. Она хочет исследовать каждый ее уголок, узнать все ее секреты — чтобы школа стала ее великолепным сказочным дворцом, в котором она будет принцессой, как в маминых сказках, и, может, даже найдет тех существ, о которых ей рассказывал папа. И на носочках, чтобы не заглушать дыхание замка, она идет по коридорам, и подол слишком длинной мантии волочится за ней по полу, как бы она ни пыталась ее подобрать. Коридор, поворот, лестница, еще поворот, еще одна лестница — она хочет забраться как можно выше. И она сходит с лестницы, подходит к очередной двери, дергает ее, пытается открыть Алохоморой — там закрыто, как и на другом конце коридорчика, в котором она оказалась. Может, даже заперто заклинанием. Луна не отчаивается, не унывает — в конце концов, можно ведь спуститься обратно по той же лестнице, по которой поднялась сюда, и найти другой путь. А потом она напишет папе и расскажет ему, что нашла в Хогвартсе коридорчик, в который не войти и из которого не выйти, и зачем он нужен, неясно. И, мурлыкая песенку себе под нос, Луна снова направляется к лестнице, чтобы вернуться на этаж ниже. Только вот лестница ускользает прямо из-под носа, когда она уже тянет к ней ладошку, и перила вырастают прямо перед ней, не давая ей упасть. И она на миг надувает губки — надо же было так просчитаться! Ну что ж, значит, надо будет ждать ее возвращения в одиночку… или не совсем? Потому что, повернувшись, девочка, до того настолько ушедшая в собственные мысли, что едва видела, куда идет, чуть ли не нос к носу столкнулась с темноволосой незнакомкой примерно того же возраста. И широкая улыбка тут  же растянула ее губы.
- Извини, я чуть в тебя не врезалась, - она развела руками, мол, что тут поделаешь. - Ты видела, как эта лестница от меня сбежала? Теперь придется ждать ее тут… А ты куда-то торопилась, да? Потому что если да, то это, наверное, очень обидно - оказаться запертой тут, пока лестница не вернется.

Она красивая — эта девочка, с которой они оказались тут вместе. У нее темные волосы, какие всегда хотела себе Луна, и лицо будто с картин, разве что почему-то она так капризно кривит губы… но, собственно, это ведь ее дело, как их кривить, разве нет? Луна разглядывает ее не больше пары секунд, но жадно вбирает каждую деталь, впитывает ее, будто губка. Изучает. Она изучает все вокруг, с тех пор, как оказалась тут, и всех вокруг, если есть возможность. И лишь затем, вспомнив, что пялиться некрасиво, она опускает взгляд, вслушиваясь в слова слизеринки — факультет нетрудно понять, глядя на галстук, и на этой девочке он серо-зеленый, в отличие от ее бронзово-синего. Знала ли она, куда шла?
- Не-а, - Луна мотает головой, чуть печально надувая губки на миг, затем пожимая плечами — универсальный жест, как ни крути. - Я на первом курсе и совсем не знаю Хогвартс, поэтому решила погулять и изучить тут все, раз уж уже вечер и тут нет никого, кто бы торопился на уроки, я же совсем не умею выбираться из толпы, когда она куда-то несется. Профессор Флитвик говорит, что замку уже больше тысячи лет и что тут даже Мерлин учился. Говорят, он учился на Слизерине. Ты, наверное, гордишься тем, что попала на тот же факультет, что и сам великий Мерлин? Я бы гордилась, но у нас его не было…
Она оглядывается вокруг, пытаясь понять, куда же все-таки они попали, но это место далеко от башни Рейвенкло и ей совершенно незнакомо. Она не была тут даже на уроках. И уж точно никогда не была заперта в каком-то закутке. Но отсюда хотя бы видно все остальное — стена хотя бы не затянулась между ними и лестницами, оставив балюстрадку, похожую на балкон. Красивый балкон. Луна кончиками пальцев пробегается по камню, выросшему будто из ниоткуда, чтобы помешать ученицам выпасть, если они попытаются вылезти наружу, чтобы поймать какую-нибудь не-к-ним-направляющуюся лестницу — если подобная мысль возникнет в их головах. Например, в ее голове возникло. А там как знать? Вдруг она не одна такая? Скорее всего она не одна такая, исправляет она себя. Не может быть, чтобы таких больше не было. Не может быть, чтобы она была такой вот… уникальной, как называл ее папа. Люди уникальны, но они похожи, вот что она вычитала совсем недавно. И каждая твоя черта может оказаться у кого-то еще. Каждая твоя мысль может прийти кому-то еще. Откуда ей знать, вдруг вот этой девочке она тоже приходит? Она явно старше — если бы они были обе на первом курсе, уже увиделись бы на занятиях или даже на церемонии распределения. Хотя последнее вряд ли — Луна так волновалась, перебирая мысленно факультеты и то, куда могла бы попасть, что еще чуть-чуть и пропустила бы собственное имя. А значит, оставались только уроки, и на них она ее не видела. Увидела бы — вряд ли забыла бы. Такие лица трудно забыть. Своеобразные. И красивые. А она умеет замечать красоту там, где ее не увидели бы. И умеет отличать красоту от подобий и пародий. Пусть ей и всего одиннадцать — ладно, скоро двенадцать, как она любит себе напоминать. Пусть на нее и глядят чуть косо, когда она сидит на подоконнике, разглядывая красивого жучка или пытаясь зарисовать в блокноте длинные, высокие коридоры Хогвартса, со сводчатыми, как в церквях, потолками. Она не очень хорошо рисует, правда, хотя сейчас хотелось бы сесть прямо на пол или на эту балюстраду высотой ей по грудь, и попытаться нарисовать эту девочку. Как знать, может, лет через пять ей захочется иметь такой вот свой портрет из детства? Папа говорит, люди меняются — что если этот появившийся на несколько мгновений капризный изгиб губ станет для нее привычным, и у нее больше не будут так красиво распахнуты глаза? Луне бы не хотелось в это верить, но она не отметает эту мысль как невозможную. Знает — возможно все. Ну почти все, за некоторыми исключениями.
- Профессор Флитвик говорил, нет никаких возможностей заставить лестницу вернуться к тебе, - она огорченно вздыхает, облокачиваясь на балюстраду и кладя подбородок на сложенные руки. - Есть вроде какое-то призывное заклинание, но его надо долго отрабатывать, ему учат только на пятом курсе, и оно не приманивает лестницы, а только предметы. Но я не знаю это заклинание и у меня нет никакого предмета, который можно было бы приманить, чтобы он вынес нас отсюда. Так что идей у меня нет…