стучась ко мне в дом, ради видимости ты разрываешься, как пластид. и снова просишь впустить.

Северные ветра треплют по щеке, заставляя прятать нос в толстое плетение свитера. Несут соль и ржавчину, громко завывая сквозняками. Шерсть колет и оставляет алеющие следы на тонкой светлой коже. Рукава растянуты, постоянно вынуждены прикрывать  ладони, натягиваемые до самых кончиков пальцев. И болезненные маленькие трещинки на коже, едва кровоточащие, уже не так значительны, когда она кутается в шарф, опираясь о косяк.

Взгляд ласкает горизонт - сплошное месиво из холодных тонов - солнца тут не видно в это время года. Если можно бы было смотреть так на чужих детей - глазами полными печали и нежности, то, наверное, именно так и смотрела рыжая на него. Косяк двери, если опереться, если прислониться виском, в бессилии закрывая глаза, кажется единственной спасительной соломинкой в буре. Волны окатывают берег, лижут песок своим громким гекзаметром. Накатывают, отступая, оставляя после себя лишь пену и громкий шепот шестистопного дактиля. Где-то внутри. Даже не в голове, под ребрами словно. Замшевый ковер, постоянно перекатывающийся и уходящий куда-то в серость. Вглубь ее глаз, отражением на застывшей радужке под темнотой зрачка.
Ветер разметает волосы, а хотелось бы, чтоб мысли, как песчинки сухие - врассыпную и вдребезги. Губы трогает чуть горькая усмешка.
Так часто происходит, когда шепчешь что-то, мычишь в подушку, громко, но чтоб не слышно. Когда смыслы спутываются уже на языке, а внутри - кроваво-стеклянное крошево. Есть те, кого не спасти, когтями не выцарапать уже. Они смотрят светло-ласково, смеются громко, почти свободно. Быть может, потому что обречены настолько. Настолько, что уже почти свободны. От мира. Людей. Оков. Они, как яркие звезды, - горят перед самым падением. Горят. Сгорают.
Рыжая смеется тихо, искренне, что глаза блестят от едва выступивших слез. Хотя последних и нет, лишь блеск сильнее. И лоб уже не морщит, как в городе. Все сложное становится простым, когда помнишь, что всем сердцам предопределено когда-то остыть. И вселенная складывается в 2х2, квадратный коробок, который крутит меж пальцами.
Кто-то говорил когда-то, что все законы физики можно показать на коробке со спичками. Но девочка, продающая их в ночь перед Рождеством, не строит замков из песка.

И в систолах и диастолах с каждым разбивающимся звуком все меньше хрипит полузадушенное "нет". Как отпускает, сквозь ребра. Ветер пробирается сквозь. Ветер скользит под свитер, который не может защитить от порывов воздуха, треплет волосы, что приходится заправлять под шарф и ворот, проходясь пальцами. Ветер цепляет все былое, а рыжая все продолжает стоять на нем, так же опираясь о дверной косяк, не заходя в дом. Быть может, так нужно, чтоб проветрить заиндевевшее, закрытое это от всех внутри. вынести сор и оставить дребезжащую пустоту свободы. Свежей и почти не горькой, солоновато-ржавой, когда тебя целует Северное море. Вдребезги

Отредактировано Ginevra Weasley (2017-01-22 16:55:00)