Конец марта 1997 г. Хогвартс успешно отбил нападения Пожирателей смерти, потеряв не так много людей, как могло быть. Многие студенты и преподавали проходят лечение в Больничном Крыле и в больнице св. Мунго. Пожирателям смерти удалось скрыться, но оборотням повезло не так сильно - большинство из них были убиты. В Хогвартсе объявлен трехдневный траур.
Конец марта 1997 г. К расследованию о гибели Эммелины Вэнс и Амелии Боунс подключаются члены Ордена Феникса в лице Нимфадоры Тонкс и Билла Уизли. Благодаря найденным записям Вэнс становится ясно, что Вэнс и Боунс на самом деле не погибли, а погружены в загадочную магическую кому. Тела отправлены в больницу св. Мунго, где целители пытаются разбудить женщин.
Конец марта 1997 г. После нападения на Хогвартс Руфус Скримджер усилил охрану Министерства магии, банка Гринготтс и больницы св. Мунго, как возможные следующие цели для нападения. Авроры, участвующие в отражении атаки на замок представлены к наградам. Министерство назначило серьезные вознаграждения за любые сведения, связанные с преступной деятельностью, беглыми пожирателями смерти и местонахождением Темного Лорда.
Приглашаем всех желающих принять участие в праздновании Белтейна на первой в истории магической ярмарке в Хогсмиде!
Вы можете найти партнера для игры, посмотреть возможности для игры.
Hogwarts|Parallel Worlds |
Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.
Вы здесь » Hogwarts|Parallel Worlds » Неоконченные квесты » священные узы.
• 14 апреля 1996 года, Малфой-мэнор
• Рудольфус Лестрейндж и его дочь, Изабелла Лестрейндж
• Коридоры Малфой-мэнора, поздняя ночь и осторожные, тихие шаги. Какой должна быть первая встреча тех, кто никогда не видел друг друга до этого момента? Какова должна быть первая встреча отца и дочери, которые друг другу - чужие люди? И самые близкие - по иронии судьбы. Они столкнулись случайно. И никто из них двоих к этой встрече готов не был.
В последнее время пятнадцатилетняя Белла Лестрейндж откровенно пошла вразнос. Осознание того, что в ненавистный Хогвартс она уже не вернется - по крайней мере, в ближайшее время - развязало девочке руки, а знание о том, что теперь она имеет возможность проводить много времени с матерью - человеком, который, несмотря на то, что знакомы они были уже около десяти дней, до сих пор вызывал в нежной душе Изабеллы какой-то невероятный трепет и дрожь в коленях - вовсе пьянило. Сегодня Беллатрикс пригласила Изабеллу к себе - они пили виски, говорили о странных вещах вроде ценностей рода, идеалов и ориентиров - Изабелла не знала, смогла ли она понравиться матери - но знала, что сегодня она была совершенно искренна - как искренна была и в том поцелуе, которым коснулась губ матери, выходя из комнаты - чуть пьяная, с невероятным шальным взглядом и.. и зарождающимся где-то в самой глубине ее души, впервые за все ее почти шестнадцать лет, жадным желанием жить. Закрыв дверь в комнату Беллатрикс, Изабелла нарочито спокойным шагом прошла до ближайшего угла, за которым - без преувеличения - радостно подпрыгнула, обхватив себя руками, не в силах иначе выразить свой восторг от всего того, что происходило в ее жизни. Как в один день появление одного-единственного человека может перевернуть все с ног на голову.
Апрельская ночь была на удивление теплой, а спать не хотелось совершенно. Лестрейндж любила весну в Британии - наверное, это вообще было единственным временем года, когда принцесса любила страну, в которой родилась. За окном пели несмело первые птицы, собираясь замолкнуть надолго, провалившись в объятия ночи, вдалеке уже были видны зацветающие на склонах, окруживших Малфой-мэнор, луга, и Изабелла невольно остановилась у большого балкона, выходящего из коридора, только чтобы полюбоваться на умиротворяющую картину засыпающего поместья в унисон с просыпающейся природой.
Выйдя на балкон в своих тонких туфельках, Изабелла глубоко вдохнула свежий воздух. Наверное, он пьянил даже больше того алкоголя, что был заботливо предложен ни о чем не задумывающейся матерью. Уже скоро этот воздух будет пахнуть цветущими внизу, в саду, пионами - Белла знала и любила каждый куст, высаженный по просьбе тетушки Нарциссы. Изабелла требовала домовиков доставлять ей свежие букеты каждые три дня - но куда большее удовольствие, чем созерцание безжизненных стеблей в воде, ей доставляло наблюдение за живыми, еще растущими на кустах, цветами. Вот они - уже вскоре подернутся первыми бутонами, уже вскоре... Вскоре. Слишком многое произойдет вскоре.
Только почувствовав первые зачатки тяжелых мыслей, что назойливо лезли в пьяное сознание, Лестрейндж манерно фыркнула, достала из кармана пачку сигарет - ничего не смущаясь и не боясь, зная, что единственная, кто сейчас не спит - это Беллатрикс, и она уж точно не осудит, Изабелла села на парапет балкона спиною в пустоту и закурила, прикрыв глаза.
Какая же дивная теплая ночь.
Когда в воздухе чувствуется прохлада
Когда в воздухе чувствуется прохлада, а стрелки на часах близятся к полуночи
Когда в воздухе чувствуется прохлада, а стрелки на часах близятся к полуночи, на секунду можно уловить едва заметное волнение в самом темном углу души.
Если дать волю тому волнению, оно с невероятной скоростью перерастет в совершенное и абсолютное счастье.
Или же его подобие, как произошло в случае Рудольфуса. Что есть счастье? В топку философию. Ему достаточно половины стакана огневиски, прохладного ночного ветра, дующего со стороны Гольфстрима, и полной безграничной свобода. На деле достаточно и последнего. Разве много?
С чувством полного удовлетворения собой и происходящими с ним событиями Лестрейндж зашел в Малфой Мэнор, где великодушные дальние родственнички даровали ему комнату в дальнем углу поместья. Впрочем, выбора у них не было, семейные узы сковывают хуже тюремных оков, особенно когда дело касается Рода.
Грязные отпечатки подошвы, как следы его истиной сущности, настойчиво волочатся за мужчиной через вестибюль, вверх по лестнице. Лестрейндж знает - белоручка Цисси зайдется недовольством, если увидит грязь раньше домашних эльфов. Разыскивать виновного по отпечаткам обуви все же она вряд ли станет, хотя никогда нельзя знать заранее, что в голове у членов бывшей семейки Блэк.
У Руддо развязная походка человека, который никогда не спешит. Спешить, собственно, некуда, на стрелках часов, поднявшихся на вершину циферблата, можно различить надпись "детское время", если очень сильно стараться. Чем занять вечер - вопрос второстепенный для того, кто никак не может насладиться дарованной бесконечностью секунд. Он мог бы навестить Беллатрикс, что совершенно точно скрывается в одной из комнат огромного дома. Застать ее там врасплох, самозабвенно размышляющую над крайне важными вопросами, попивая высокоградустрое пойло из новенькой бутылки. Или же истосковавшаяся по огню Беллз тискается с подобным себе любовником, что обязательно дернется от холодного смеха Рудольфуса, а после Беллатрикс будет громко кричать и бросаться проклятиями, но это уже после.
После того, как Лестрейндж поднимется к себе в комнату и примет душ.
На середине темного коридора, освещаемого редкими огнями, расположенными ужасно далеко друг от друга, находился выход на балкон, большую веранду, что не привлекала внимание мужчины практически ни разу за все дни его пребывания в поместье. Не привлекла бы и сейчас, если бы краем глаза не заметил движение у белых массивных перил. Руддо замер, разглядывая силуэт незнакомца пока из далека. Незнакомки, говоря точнее - тонкая талия вряд ли могла принадлежать Малфою. Хотя...
Перебрав возможные варианты, Лестрейндж так и не понял, кем могла бы оказаться странница апрельской ночи. Подогреваемый интересом и отсутствием планов на вечер, Рудольфус уверенным шагом направился на балкон.
Мерным маятником каблуки туфель отбивали удары, он и не пытался скрыть свое присутствие, наоборот привлекал внимание.
Перед ним стояла совсем юная девушка, лет шестнадцати-семнадцати, должно быть, очередная бесчисленная родственница их огромного семейства или невеста Драко. Несколько шагов ближе, безмолвно и теперь намного тише, теперь, когда очертания лица врезаются в вечернюю тьму, когда знакомые скулы, волосы темнее тени крыла ворона и режущий воздух острый нос отражают лунный свет, он дышит тихо и только белозубо, самодовольно улыбается. Лестрейндж всматривается медленно, внимательно, со странным удовольствием впиваясь взглядом в каждую черту вмиг помолодевшей Беллатрикс. В пору решить, что окончательно сошел с ума, но глазам своим привык доверять.
Сокращает расстояние между ними до метра, и того меньше, щурится, впервые злясь на ночь за ее темноту.
- Ты разве не знаешь, что бывает от сигарет? - Руд постукивает пальцами по виску дочурки, оголяя ряд сияющих зубов, - Перекрывается доступ кислорода к мозгу, приступ удушья как следствие. Это вроде наркотического опьянения.
Перехватывает сигарету, не думая даже о возможности обжечься, делает затяжку. Никогда не был злостным курильщиком, но, если за годы в Азкабане навык дегустатора огневиски он потерял, то привкус второсортного табака отличит на раз. Выпускает клубы дыма в незначительное пространство между ними. Впитавшими запах табачного дыма пальцами берет ее за подбородок, приподнимает голову и поворачивает ее - так рассматривают прибывших куртизанок.
- Изабелла Лестрейндж, правильно? - Рудольфус коротко усмехается, делая повторную затяжку. Занятно, но глаза малышка позаимствовала у него: изумрудно-зеленые с редкими рыжими вкраплениями. Словом, стандартный породистый щенок с завидной родословной.
Отредактировано Rodolphus Lestrange (2016-08-03 10:03:21)
Какая же дивная теплая ночь.
Птицы в кронах деревьев постепенно затихали, а на поля где-то впереди наползал легкий прохладный весенний туман. Изабелла неторопливо затягивалась, глядя на все это, и где-то на задворках сознания зашевелилась мысль о том, что пора бы перебираться в постель - в теплую и уютную постель, приняв перед тем горячую ванную, и забываясь сном на долгие часов десять - что и говорить - малышка Лестрейндж изрядно устала после многочасовых тренировок, из которых сейчас состояли ее дни, и отдых был необходим - тем более Беллатрикс явно дала знать, что дочь завтра не ждет а, значит, был шанс наконец-то посвятить день самой себе. Изабелла собиралась уже было направиться в сторону своей спальни - абсолютно нагло не затушив сигарету, конечно - как заметила движение в коридоре. Настороженная, девочка аккуратно спустилась с перил на белоснежный пол, стараясь не ступать шумно, не незнакомец - судя по тяжести шагов - кажется, не разделял стремления Лестрейндж к скрытности - каблуки его туфель отбивали четкий ритм, который становился все громче и громче по мере того, как он приближался к девочке.
Кто это мог быть? Драко? Нет, его нет в поместье, он уже давно в школе. Люциус? Вряд ли он стал бы гулять по коридорам, расположенным так далеко от его кабинета - привычный к комфорту, лорд Малфой редко предпринимал подобные путешествия. Кто-то из бесчисленных гостей поместья, которых после побега Пожирателей из тюрьмы было бесчисленное множество? Да, наверное, кто-то из них. На секунду по спине Изабеллы пробежал холодок - не хотелось бы встретиться лицом к лицу в одиночестве с ними - мужчин в доме было много, и все они были больше похожи на забитых жизнью чудовищ, чем на людей сейчас - малышка побаивалась их при свете дня, и что уж было говорить о тьме ночи, обступившей неожиданно ощутившую свою беззащитность девочку со всех сторон. Быть может, он пройдет мимо? По спине пробежал холодок, когда Изабелла поняла, что кончики ее пальчиков тоже почему-то дрожат.
Он вышел из мрака коридора в тонкую полоску лунного света, и Изабелла впервые смогла посмотреть в его глаза - и поймать этот взгляд на долю секунды. Мужчина уже не был молод, конечно, но возраст еще не успел безнадежно изуродовать его черты, наложив свой отпечаток. У него были темно-медные волосы, которые спадали на лицо непослушными прядями - подтянутая фигура в темном костюме была величественной и, учитывая состояние девушки, даже пугала - она сделала испуганный шаг назад, когда мужчина стремительно сокращал расстояние между ними. Глаза Изабеллы устремились прямо в его глаза, когда он, оказавшись близко-близко - так, казалось, что она могла слышать его дыхание - коснулся ее виска.
И это знакомое чувство беззащитности, когда он легким, но властным движением перехватывает сигарету, что еще тлела в руках девочки. Изабелла неотрывно следит за тем, как он делает затяжку, мысленно в голове перебирая все варианты - кто он? Почему он подошел так близко? Почему он позволяет себе вести себя так бесцеремонно с нею? Роули? Эйвери? Яксли? Кто?
Но достаточно посмотреть в глаза собеседника, чтобы неожиданно стало ясна хотя бы его фамилия - не имя, но уже что-то. Его глаза. Его глаза были совершенно точно похожими на глаза самой Изабеллы. Лестрейндж. Ее дядя, или...
- Отец?
Изабелла сказала это вслух неожиданно даже для себя, смотря в его глаза с испугом и интересом. Она глубоко вдыхает дым, выпущенный из его легких, и позволяет себе дерзко одернуть лицо, вырываясь из плена его пальцев - и встряхнуть головой, взметнув вверх длинные черные-черные волосы - непокорная и не желающая повиноваться сейчас его воле - по крайней мере, внешне Изабелла не выказывала своего испуга - он был виден, разве что, в глазах.
- Если это ты то, пожалуй, ты выбрал не лучшее место и время, чтобы знакомиться с дочерью.
Ее чуть расширенные зрачки - не единственное, что выдает, что пару часов назад Изабелла пила совершенно не чай. В ее речи упорно рвется наружу французский язык - ставший для нее родным куда больше, чем английский. Акцент - вот, что всегда выдавало ее с головой, сейчас же - она вовсе предпочла перейти на язык франков - она была уверена, что Рудольфус - а это был он, вне сомнений - его знал, а вот любил или нет - Изабеллу не интересовало совершенно.
Впрочем... Вряд ли переход на французский был фамильярнее, чем обращение на "ты" вместо положенного и чинного "Вы".
Лестрейндж имел все права обидеться на жизнь, судьбу, природу и генетику в частности. Ведь разве есть хоть капля справедливости в том, что Изабель унаследовала все черты матери, которая так не хотела этого ребенка, когда отец был единственным, кто действительно ее ждал? Обиделся бы, если бы не знал, что справедливость – штука глупая и несуществующая.
С балкона звездами сыплются искры: после второй затяжки Рудольфус щелчком отправляет сигарету в сторону сада, где та вероятно подожжет сухие листья пионов, чьи бутоны впитают в себя смрадный запах окурка. Прекрасное всегда слишком хрупко.
Хрупкая девушка напротив смотрит на него огромными, поглощающими целый мир глазами, в коих плескалось явное недоверие. Виделась ли она с Беллатрикс? Чувствовала ли Беллз зависть дочери, имеющей бесценное богатство, именуемое молодостью? Чем дольше Руддо всматривался в черты девушки, тем больше сходств с супругой открывались его взгляду. Память могла играть злую шутку, искажая воспоминания о молодой Блэк, навевая тем самым давно забытые ощущения и чувства. Казалось, ему снова двадцать, он снова ведет очередную игру с неукротимой Беллз, что только недавно украсила запястье извивающейся меткой и, подобно ему, до сих пор не знает об их скорой помолвке. Тогда кровь закипала, в груди железо плавилось, а в голове была тина, за которой себя не вспомнить. Хорошее было время.
С точки зрения мужчины было не трудно понять, что стоящее напротив подобие юной супруги – его собственная дочь. Пускай ни один отец не может быть до конца уверен в своем отцовстве, однако Беллз сомневаться в том не давала. Едва ли ей когда-либо радовала мысль о ребенке-бастарде. Что до него – сомнений не было. Чувствует ли дочь тонкие нити родства, сплетающие их запястья?
Чувствует, догадывается, словами то подтверждая. Он же игнорирует ее фразы, оставляя наедине со своими догадками. Лишь последняя слегка раздражает слух, но недостаточно для нравоучений. С годами, особенно теми, что проведены за решеткой, учишься смирению.
- Я его не выбирал, - Рудольфус все также натянуто улыбается, сам не понимая, отчего эта встреча так веселит его. Вновь просыпается любопытство, в его голове роится тысяча вопросов, из которых больше половины совершенно не важны.
- Рейгар не участвовал в твоем воспитании, - он не спрашивает, лишь констатирует факты, замечая их в фривольной манере общения дочери. Лестрейндж как никто другой знал отца. Так уж сложилось, что его характер был полностью продублирован с характера старшего Лестрейнджа. Правда, в конце своих лет Рейгару таки удалось знатно удивить сыновей и пошатнуть их уважение. Когда исчез Повелитель, коего Рейгар почитал не меньше остатка четы, его дети были готовы пожертвовать всем ради его возвращения, что ожидалось и от главы семейства. Однако он предпочел скрыться. Скрыться, запудрить мозги аврорам, лишь бы не пришлось заканчивать жизнь в Азкабане. Хотелось бы знать, давал ли он показания против своих детей. Ему однозначно повезло умереть до возвращения Лорда.
- Как поживали родители? Расскажи мне, дорогая, - проговаривает низким тоном, не замечая, как его пальцы снова тянутся к ее лицу, как в детстве, когда мир познавался через лизнуть-куснуть-потрогать. Царапая щеку грубыми подушечками пальцев, он заправляет выбившуюся прядь волос за ухо, неустанно буравя ее взглядом. Изабелла намного ниже его, но лицо не прячет, наоборот, смотрит на него откровенно нагло, что даже нравится Лестрейнджу.
- Их смерть была насильственной?
Руддо вдыхает звенящий прохладой ночной воздух, переводя взгляд на плечи и руки девушки. Успела ли принцесса получить клеймёную метку на предплечье?
- Что ты делаешь здесь? - запоздалый вопрос, что должен был появиться в голове первым.
Есть некоторая вероятность, что Белла на самом деле является невестой Драко. Впрочем, она могла быть помолвлена с кем угодно. Сомнений в том, что девушка пользуется популярностью в мужском кругу, сама того, вероятно, не зная, не было. В свои двадцать Руддо ни за что не упустил бы такую юбку.
Отредактировано Rodolphus Lestrange (2016-08-12 00:08:14)
Малышка взглядом провожает сигарету, которую родитель небрежным жестом выбросил за перила - и в этом взгляде - наивная обида, словно бы у маленького ребенка отобрали игрушку. Только вот девочка уже была постарше, да и игрушки - как и игры - у нее были серьезнее. Любимая игра - в саморазрушение, и сигареты, эти элементарно выдуманные трубочки из табака и бумаги, были любимой игрушкой в этой несложной схеме маленькой Лестрейндж. Отдавала ли она себе в этом отчет? Нет, наверное, потому что в принципе не привыкла задумываться над такими вещами. Для этого Изабелла была достаточно порывиста и легкомысленна - серьезна принцесса предпочитала быть в других вопросах.
Впрочем, после взгляд наследницы возвращается в глаза Рудольфуса, и девочка позволяет себе признать, что его глаза, как минимум, завораживают. Они были совершенно не такими, как глаза Беллатрикс - полярно другими - а в общем и целом Изабелла сейчас, наблюдая за отцом, могла представить, какой блистательной парой они были когда-то - и образ, обретенный после первой встречи с каждым из них, был в разы живее того образа, который маленькая Изабелла любовно составила в своей головке, когда часами рассматривала свадебные колдографии отца и матери, украдкой утащенные из семейного альбома Лестрейнджей. Бабушка и дедушка не любили показывать маленькой Изабелле фотографии ее родителей, разумно предполагая, что, получив представление о своих отце и матери, девочка начнет скучать по ним куда сильнее, чем тосковала бы, имея представление о родителях только по немногословным, но всегда теплым рассказам бабушки. В чем-то они были правы, и до определенного возраста она и правда не чувствовала себя обделенной из-за того, что мамы и папы рядом нет - а потом она нашла фотографии, и все встало на свои места - и добавились слезы по ночам, которым бабушка никогда не могла найти объяснения, а Изабелла - не могла признаться, чтобы не раскрыть проступка - кражи фотографий - хоть и знала бы, что ее бы простили.
Нет, Изабелле не приходилось сомневаться, что мужчина, стоящий напротив нее - ее отец. И он был совершенно точно таким, каким она его себе представляла - а в чем-то и лучше. Разочарования, подлая мысль о котором периодически мелькала в мыслях Изабеллы, когда она думала о тогда еще грядущей встрече с родителями, снова не произошло.
На самоуверенные заявления отца, впрочем, закономерно хочется дерзить - что малышка и делает, вздернув нос и сказав в ответ ему с вызовом, не прикрытым даже иллюзией любезности.
- С чего ты решил? Дедушка проводил со мною много времени.
И не соврала, вспоминая, как Рейгар действительно проводил с ней вечера напролет, работая над бумагами и слушая болтовню малышки, изредка отвлекаясь на то, чтобы задать ей вопросы по ходу ее наивного детского повествования о приключениях ее кукол или плюшевых зверей. Он приходил поцеловать ее на ночь и, на самом деле, как она понимала сейчас, любил внучку всем сердцем - и выражал это, насколько мог. Сказки и объятия были по части бабушки, обожаемой Изабеллой безумно и по сей день.
Отец проводит пальцами по ее щеке, заправляет непослушную прядку волос за ее ушко, и принцесса дублирует его движение, выдавая тем самым то, как на самом деле она нервничает. Выдыхает шумно, прежде чем ответить - и снова даже не пытается скрыть свой акцент - чего стыдиться?
- Они умерли с разницей в несколько недель и, поверь, их смерть была мирной. Он был немолод, и сердце не выдержало. А бабушка просто истосковалась - и ушла следом. Мне..
Принцесса опустила взгляд, и от того стало понятно - мысли об этом до сих пор даются ей тяжело. Эпизод смерти дедушки и бабушки был воспоминанием в жизни младшей Лестрейндж самым тяжелым, наверное, до сих пор - хотя другие смерти ее не трогали совершенно.
Не сразу Изабелла поняла, что для отца она сейчас - открытая книга. И потому девочка, совладав с собою, подняла взгляд и, теперь уже не отступая назад, вскинула бровь.
- Я всего лишь вышла подышать воздухом. В этом нет, предполагаю, ничего предосудительного.
Люди любят говорить, что к смерти нельзя привыкнуть. Отнюдь – к смерти привыкаешь быстро, в особенности тогда, когда сам изо дня в день пятнаешь ею уставшие руки. Когда ты и твое окружение - есть сама смерть: темная мантия, за капюшоном которой не видно лица, спокойный голос и непоколебимая уверенность в намерениях. Несмотря на продолжительную кровопролитную войну Лестрейнджу не пришлось терять кого-то из близких. В какой-то степени и потому, что близких было практически не было. Руд не думал о смерти. Мысль о ней казалась пугающей только в том случае, когда его собственная шкура была в опасности. Для него смерти нет. Смерти нет, как нет будущего и прошлого, есть только здесь и сейчас - банальность, но глупо этого не знать.
- В таком случае, его не сильно заботила ты и твое воспитание, - едко цедит Рудольфус, ощущая поднимающееся внутри раздражение. Дерзость без резонного основания недопустима, особенно учитывая то, что сам Лестрейндж не давал ни единой предпосылки к конфликту. Однако пытаться переспорить ребенка, от которого, к тому же, пахнет спиртным, кажется мужчине совершенно нелепым.
Известие о кончине родителей Рудольфус воспринял спокойно, был лишь слегка расстроен, что не присутствовал на похоронах. Угнетала и мысль о том, что род Лестрейнджей был обречён: для магического мира не существует ни братьев Лестрейндж, ни прекрасной Беллатрикс. Есть только Изабелла, что в скором времени будет вынуждена перейти в другой род. Впрочем, великие деяния рода в скором времени станут их вечным памятником.
Разговор не об этом. Разговор о видимой печали в глазах дочери, что могла бы растопить родительское сердце, будь "дано" немного иным. Лестрейндж неосознанно закатывает глаза, с некоторой насмешкой встречая страдания юной души. От нее не следовало ожидать другого. Всего лишь девочка, видевшая так мало. На секунду становится даже завидно. Завидно той палитре чувств, что еще в силах испытывать стоящий напротив человек.
- Хорошо, - коротко отзывается Руддо, выказывая тем самым удовлетворенность ее отчетом. Рвущийся наружу французский акцент слух не режет, Лестрейндж хоть и подзабыл язык, но с детства был приучен к французскому. Да и не важно это, в целом: всякий язык иностранный для того, кто молчит обо всем.
Он отходит к парапету, прислоняется спиной к перилам и достает серебряный портсигар. Прикурив сигарету, он протягивает ее девушке. Его, признаться, изрядно забавлял вид курящей дочери. С высоты его лет шестнадцать – сколько ей, кстати? – кажется ничтожно малым, хотя Руд прекрасно помнит себя и свои замашки в ее годы.
- Расслабься и смени тон. Я не собираюсь порицать тебя и читать нотации, если ты ожидаешь этого. Уж точно не сегодня.
Манера разговаривать на тонах явно перешла к ней от матери. И, если дерзости Беллатрикс Рудольфус любил и с охотой вступал в перепалки, то наглость Изабеллы вызывала тупую злость, коей он уже сыт по горло. Можно хоть иногда ему чувствовать кроме ярости, а, небесная канцелярия? Надоело, скучно и пресно, еще немного и Рудольфус объявит небесам бойкот за предложенных ему однотипных людей и шаблонность собственных эмоций.
- Меня не заботят подробности твоего дня. Меня интересует, что ты делаешь в поместье, если ты должна быть в Хогвартсе. Ну же, Изабель, не заставляй меня устраивать тебе допрос.
Только отойдя на некоторое расстояние Руд получил возможность еще раз осмотреть ее полностью. Схожесть малышки со своей матерью все еще выбивала мужчину и колеи, не давая рассуждать здраво и объективно. А как бы хотелось вновь чувствовать себя юным, злым и полным амбиций, которые, ну конечно же, осуществятся, а как еще может быть, это ведь он, а с ним всегда все будет хорошо. Наполняющая голову прекрасная дурость, что свойственна только молодым.
- Допрос? А ты можешь?
И откуда в принцессе такая дерзость? Она вскидывает бровь, отходя к перилам, и сейчас она напоминает мать, наверное, как никогда. Эта типичная манера поведения Беллатрикс - отвечать сарказмом и ершистостью на каждое сказанное слово, словно бы ты всегда - боец, готовый к обороне и воспринимающий как агрессию любую попытку приблизиться. Впрочем, справедливо будет сказать, что Изабелла и правда пока не воспринимала отца как человека, настроенного к ней хоть сколько-нибудь положительно, прекрасно понимая, что он - скорее чужак, чем близкий, а если Беллатрикс она легко подпустила к себе буквально за считанные дни, к Рудольфусу пока такого расположения она не чувствовала - мать же, на удивление, расположила к себе с первых минут.
На секунду голову Беллы посетила шальная мысль - а что, если он знает, какие отношения связывают недавно познакомившихся мать и дочь? Такое было практически невероятно, потому что никогда, ни толикой и ни полунамеком, они не позволяли себе показать происходящее между ними где-либо, кроме как за дверями закрытых комнат, где точно - только они двое. Только за закрытыми дверями открывалась истинная гамма чувств, в то время как за пределами своих покоев каждая из них была безукоризненна и обыкновенна - каждая в своей манере - Беллатрикс - в своей несдержанности Гончей, а Изабелла - в своем спокойствии, присущем француженкам-аристократкам. Но никогда нельзя исключать стечения обстоятельств, а еще - проницательности. Вдруг их меры предосторожности были недостаточны? Эта мысль ударила Изабеллу, словно финский нож под ребра - и она, несмотря на то, что голова предательски кружилась от алкоголя, постаралась сконцетрироваться, всмотреться в каждое движение отца, пытаясь так выведать - может, он как-то выдаст свое знание или, наоборот, не-знание, и тогда станет понятно - и не придется действовать наугад?
Предложенная отцом сигарета явно крупнее тех тонких, что всегда курила его наследница, и потому в ладошке Изабеллы смотрится почти комично и практически трогательно. Изабелла, явно замерзшая на холодном воздухе ранней весны, садится на парапет балкона рядом с отцом - притягивая к себе ноги - совершенно не поза юной леди, но, что иронично, именно так частенько позволяла себе сидеть Беллатрикс - впрочем, Изабелла пока об этом не знала, и действовала по наитию - просто так было удобно и тепло.
- Мама.. Беллатрикс договорилась с моим опекуном о том, что я останусь здесь и закончу этот курс Хогвартса заочно. Она хочет подготовить из меня бойца - и я согласна, что это куда важнее, чем школьные оценки.
Изабелла осеклась, назвав Беллатрикс мамой - девочка не считала ее таковой, разумеется - человек, которого нет в твоей жизни почти всю ее продолжительность, не может стать родным в один день - но, в то же время, она в свои пятнадцать в матери нуждалась настолько отчаянно, насколько отчаянно может нуждаться ребенок, лишенный родительской ласки в детстве. Осознание того, что теперь она - сама мама! - рядом, и ты можешь проводить с ней столько времени, сколько потребуется - кружило голову. Впрочем, к картине мира Изабеллы в этот вечер неожиданно добавился еще и отец - только вот сколько времени уйдет на то, чтобы она смогла подпустить его близко?...
Принцесса медленно затягивается и так же медленно выпускает дым в воздух. Когда затягивается - ее пальцы чуть касаются вишневых губ, когда выдыхает - глаза прикрыты, словно это - сладкая истома, сродни самому сокровенному. Девочка отвлекает внимания на свои действия, прежде чем тихо признаться.
- Честно говоря, с момента вашего возвращения ко мне в Школе слишком много внимания. Мне это не нравится. Мне там попросту.. не безопасно. Так что я рада, что смогла остаться здесь. Здесь спокойнее.
Глоток холодного воздуха как глоток терпения: ну что ты, что ты, это всего лишь безмозглая малолетка, на которой воспитательский потенциал родителей дал сбой. Наглый маленький кусок дерьма, тратить на которую собственные нервы и силы безмерно расточительно.
Надеждам на то, что в девчонке с внешностью матери могли отразиться хоть какие-то черты характера отца, можно смело заказывать погребальную церемонию. Беллз всегда делала именно так, всегда находила мимолетные слова, за которые цеплялась мертвой хваткой. Если в случае с Беллатрисой Руддо сам и с удовольствием компрометировал ее, то Изабелла в этом плане обогнала свою матушку, найдя зацепку даже в безукоризненно спокойной речи.
Его пока хватает. Хватает на сдерживание своего негодования, хватает на то, чтобы не пускать в ход физическую силу. И дело вовсе не в том, что бить девушку – подло, бить ребенка – низко, а бить девушку ребенка – прямой пропуск в преисподнюю. Подобной ошибке хмельной ночи не помешал бы отцовский урок хорошего поведения.
Свое внутреннее напряжение Лестрейндж выливает в смятый, рваный смех. Он наклоняется ближе к плечу подошедшей девушки, обжигая пряди тёмных волос дыханием.
-Хочешь проверить? - давай, мотылёк, соглашайся, и тогда пришёл вам обоим пушной зверёк песец. Принцесса ничерта не знает, а Руддо данный сценарий даже приелся. Он чувствует нездоровое ощущение некоторого дежа вю, идентичность ранее испытанных эмоций с нынешними. На секунду смывается грань между Беллой Блэк и Беллой Лестрейндж, грань между временем и людьми. Пьяным чувствует себя до одури, смятенным и обезоруженным своим же действием. Отстраняется, замирает, глядя на профиль девочки, пока та говорит о матери и прочей уже неважной пурге. Это не Беллатрикс. Это - его личное наваждение, которое как бы не хотелось оставить, но одолеть придётся.
Рудольфус вновь прислушивается к её словам, внутренне смеясь упоминаниям школы и оценок. Неужели и ему это действительно когда-то казалось важным?
Собственная растерянность вытекает в злость, он чувствует, как леденеют мышцы, в крови шумит тестостерон,а в в спутанных мыслях клокочет ярость. Рудольфус ощущает в себе непреодолимое желание жестокости, которое, если не удовлетворить его вербально, приведет к тому, что он просто сломает малышке челюсть.
-Сделать из тебя кого? Я не услышал, - сквозящее напряжение выражено смешком, прерывающим его речь, - Бойца? Из тебя? Ты спряталась от проблем и нападок школьников здесь и заявляешь, что собираешься выйти с нами на одно поле? Твоей матери пора завязывать с алкоголем, а тебе - с подобными мечтами. Сказки нет, дорогая, есть реальность, в которой ты - огромное упущение родителей и опекунов, которым на тебя, - Руд не поднимается до крика, говорит холодно и грубо, сбавляет темп, проговаривая слова чётче, взвешивая каждое, - плевать. Очень скоро Беллатрикс наиграется с тобой и выбросит за никчемностью. Не думай, что сумела произвести на меня впечатление - увы, но о помощи с моей стороны ты также можешь забыть. Что это? Неужели я слышу звук рушащихся надежд маленькой девочки? Так случается. Привыкай.
Лестрейндж оказывает ей огромную услугу - дарует мотивацию, подстёгиваете и открывает глаза на окружающий мир. Дело вовсе не в том, что слова его являются единственными правдивыми, а в том, что они могут оказаться правдой. Никто не обещал, что вновь обретённая мать не использует её в личных целях, никто не говорил, что отец будет выслушивать не сопли и понимающе кивать. Подвергать сомнению происходящее - вот вся мораль, что должна быть выявлена скудным мозгом девчонки.
Лестрейндж направляется в сторону выхода с террасы, не бросая и взгляда на дочь. Едва ли она смогла удивить его сегодня: только лишь дурманящее сходство с Беллатрикс заполоняет разум, но это - внешнее, мнимое, ложное, пустое.
Отредактировано Rodolphus Lestrange (2016-08-19 03:01:13)
- Думаешь, я боюсь тебя?
Вскидывает бровь дочь на замечания отца, и вызов, который она бросает не столько этим очаровательным выражением иронии на своем личике, сколько крайней степенью сарказма в голосе, осязаем настолько, что его, кажется, можно поймать руками - только протяни ладонь, и эта ироничная лисичка, ловко выпущенная наследницей, коснется твоих пальцев мягким мехом своего хвоста. Изабелла не чувствовала угрозы от отца сейчас - и не добавляло страха даже выражение его лица, на котором читалась странная смесь раздражения и интереса - по крайней мере, так казалось девчонке, которая стояла так близко к нему, стояла на расстоянии меньшем, чем шаг - и не побоялась выдохнуть эти дерзкие слова в самые губы отца, заглядывая в его бездонные зеленые глаза - зелень бутылочного стекла или мха друидов, легенды старой Ирландии, самые глубокие моря с диковинными рыбами в толще воды - все то не могло сравниться с той зеленью глаз, которой смотрели друг на друга отец и дочь Лестрейнджи, иронично разделенные навсегда временем, обстоятельствами и судьбою.
- Хочу. Потому что я. Тебя. Не. Боюсь.
Почти пропевает девчонка, не отводя взгляда. И за эту усмешку на вишневых губах ее хочется ударить. За этот чертов вишневый абрис ей хочется дать пощечину, стереть эту усмешку с лица, размазать ее по мраморной плитке, так изысканно украшавшей пол одного из многочисленных балконов Малфой-мэнора. Изабелла, будучи все еще чуть пьяной, была настолько же возмутительно нахальной, насколько же искренней в своем безрассудном бесстрашии - она не боялась, ей было плевать, потому что сейчас перед нею стоял не отец - не тот человек, которого она должна, по определению, боготворить - нет, перед нею стоял мужчина, который бесцеремонно бросил ей вызов - вызов, на который девчонка так же бесцеремонно ответила. Она никогда не имела свойства недооценивать противника - в случае с Рудольфусом это ее правило дало первую и последнюю осечку - урок будет очень болезненным, но стоящая перед ним девочка еще об этом не знала.
Холодные слова отца бьют, словно смоченные в подсоленной воде плети - по душе Изабеллы словно бы пробегают тяжелые хвосты, оставляя за собою раны, которые будут затягиваться долго, болезненно и тяжело. Да вот незадача - эти раны лишь перекрыли предыдущие, которые так же равнодушно нанесла Беллатрикс - и потому не было унизительно, не было неожиданно, не было как-то особенно больно - ощущения были знакомы, ощущения были привычны, и Лестрейндж лишь сильнее стиснула зубы, чтобы не закричать уже сейчас - да заткнись же ты! Она лишь смотрела в глаза отца с полыхающим огнем в своих зрачках, не желая признавать его правоту - она ее и правда не признавала, все еще искренне веря - в самом начале своего пути - что впереди ее ждут дела великие - и пусть путь к этим делам - преодоление самой себя. Пусть придется себя перекроить, пусть придется переделать свою свою суть, вытесывая из нежного французского цветка железный клинок, которым будет руководить сама война, пусть придется положить себя на алтарь - Изабелла была готова это сделать, и слова отца, который сейчас, при мимолетном знакомстве с нею, уже ставил на ней крест, не поколебали ее титанической уверенности в том, где на самом деле ее предназначение и для чего она, Изабелла Лестрейндж, вообще появилась на этот свет.
И потому щеку отца обжигает жестокая пощечина, после которой Лестрейндж лишь спокойно отходит к перилам, опираясь на них, и смотрит вдаль - на застилающие небо звезды - и глубоко вдыхает полной грудью свежий воздух.
Дивная была ночь, удивительная.
Вы здесь » Hogwarts|Parallel Worlds » Неоконченные квесты » священные узы.
