Карен бредет по утонувшей в грязи дороге, то и дело спотыкаясь о попадающиеся под ноги камни. Дождь льет уже вторые сутки, и никакие чары не спасают промокшую насквозь одежду, прилипшие к лицу кудри и холодные туфли. Карен сворачивает в поле на протоптанную тропинку, и высокие холодные влажные колосья, разросшиеся по бокам, хлестко бьют ее по лицу. Палочка в замерзшей руке не слушается, и путь к дому Робардса приходится восстанавливать по памяти.
Карен прокручивает в голове слова, которые наверняка никому не скажет, но ведь что-то нужно будет сказать, когда перед ней откроется входная дверь. Зачем пришла? Почему без предупреждения? Карен бредет по желтому полю, врезающемуся острыми рваными краями в лоскутное темно-серое дождевое небо. Вдали виднеется высокая верхушка леса, на фоне которой растворяется большой теплый дом. Сколько еще идти миль? Карен боится лишний раз воспользоваться магией, потому что могут отследить, и тогда ее длинный путь завершится раньше, чем она на то рассчитывала. Тропинка обрывается, и приходится задубевшими от локтей руками раздвигать высокие стебли, просачиваться меж ними, как вода.
Зачем пришла? Больше всего на свете Карен боится, что Робардс выставит ее за дверь, и никакой Непреложный обет не заставит его передумать. Щеку вспарывает острым краешком зерна, и Карен стирает продрогшими пальцами с лица кровь: кажется и она стала невыразительно холодной. Карен знает, что она никогда не сможет отогреться.
Зачем пришла? Ей больше некуда идти. Игра окончена, и скоро ее отцу все передадут. Карен закрыла свое поместье, надеясь, что хорошая защита на время отвлечет Темного Лорда на пустой дом во Франции, закрыла итонский дом, надеясь, что его он посетит следом, и, совершив несколько бессмысленных аппараций, пешком отправилась в никуда.
Зачем пришла? У нее нет с собой ничего, кроме волшебной палочки и кольца с тревожным камнем, метки, которая еще не налилась огнем, и запаха беды. Ей некуда идти, и она несет за своими плечами то ли погоню, то ли смерть. Нет, если Робардс действительно так умен, то он ни за что ее не впустит.
Зачем пришла? Колосья редеют, поле беднеет, и Карен выходит к дороге, которая больше похожа на грязевую реку. От дороги, тянущейся наверх, уже хорошо видно дом. Зачем пришла? Но же однажды уже привел ее сюда.

Карен поднимается по дороге вверх, тяжело дыша. Вокруг дома высокий кованый забор, и Карен стучит по нему палочкой, зная, что их магия так тесно переплелась клятвой, что дом примет ее за свою. Ворота скрежещут, и тонкая цепь магии открывает их, выпуская вымокшую до нитки гостью пройтись по благоухающему от дождя саду.
Карен бредет по гравийной дорожке, застревая каблуками в мелких камешках. Зачем пришла? Дыхание перехватывает, стоит только подойти к порогу и занести дрожащий кулачок над дверью. Зачем пришла? Судорожно ищет оправданий, но не находя, слабо выстукивает неровный печальный ритм. Снимает капюшон мантии с головы, не обращая внимания на пронзающие насквозь дождевые капли, опускает голову. Громко выдыхает, когда дверь распахивается, и выпаливает самую нелепую фразу из возможных:
- Я потеряла ключи.
Смотрит на него, потупив взгляд, неловко закусывает губу.
Зачем пришла?

Отредактировано Karen Gauthier (2016-08-30 13:55:10)

Его взгляд пронизывает насквозь.
- Шла. Прости, глупо получилось, - Карен переминается на пороге, но у нее не хватает сил даже на то, чтобы удивиться, когда Робардс впускает ее внутрь. Значит, не так умен. Или, может быть, просто рад видеть. Поверить в это и сложно, и просто одновременно. И так хочется.

Карен вздрагивает, когда ткань волочится по плечам вниз, а горячие пальцы вскользь касаются холодной кожи.
В доме Робардса - тепло. Оно проникает внутрь, клубком сворачивается у сердца, пускает корни. И от его голоса - огонь разбегается по позвоночнику.
Она на ходу скидывает туфли и идет вслед за Робардсом босиком.
- Просто постучала палочкой, они и открылись, - трет переносицу, смущается, улыбается одними уголками губ, но тут же теряется, проводит рукой по влажным волосам, опускает голову: - Мне некуда больше идти, - гулкая тишина.

Тянется за палочкой, высушивает одежду.
- Со дня на день ему обо всем доложат, я... если бы ты просто сказал, что мне делать, Вейн, я... я была бы тебе невероятно признательна, я не хочу... подвергать тебя опасности, - дрожащими губами. То ли от холода, то ли от страха.
Она оглядывается.

Бокал вина, пригубленного. Веселые рыжие огоньки пламени в камине.
- Я тебе помешала, - снова растерянно. Шаг назад.

- Жалеешь?
Обронив.

Разговор переходит какую-то грань откровенности, обнажая, шаг за шагом, болевые точки. Непонятно только - чьи.
- Он найдет меня, - упрямо. Вызов, глухой и осторожный, как проверка на прочность: впрямь не страшно или храбришься?
Карен замирает, удивленно смотрит на его путь - к ней. И ладони на плечах - горячие-горячие, надежные-надежные.
Душу отдать можно.
- Мне жаль, мне жаль, что так все вышло, - в отчаянии одними губами, едва сдерживаясь от того, чтобы не заплакать.
Она принимает протянутый бокал, но не делает ни одного глотка, только судорожно постукивает пальцем по стеклу.

Робардсу всегда удавалось переводить беседу в другое русло легко и непринужденно, но сейчас вопрос звучит натянуто и искусственно, возвращая, к тому же, к одной из самых больших ошибок, совершенных когда-либо Готье.
- Ничего не изменилось с тех пор. Она подходит мне порой идеально, но чаще - просто отказывается работать, - втягивает носом воздух, шумно, угрожающе, чтобы не перебивал. - Я знаю, почему. "Внутренние неразрешимые противоречия", - глоток вина обжигает горло, - и ты знаешь, почему я не могу их разрешить.
И не знаешь совсем.
Прячет взгляд - влюбленный - как и всегда.